Древнейшей на территории Российской Федерации
«Государство есть необходимая форма для народа, который немыслим без государства», — утверждал в «Исторических письмах» С.М.Соловьев, а В.О.Ключевский в «Курсе русской истории» подчеркивал: «В государстве народ становится не только политической, но и исторической личностью…».
Наиболее ранние письменные свидетельства о существовании в горной части Восточного Кавказа потестарных институтов в форме «вождеств» встречаются еще у античных авторов. Так Кассий Дион сообщает: «Помпей… даровал мир албанам и заключил договоры с некоторыми другими из обитателей Кавказа до Каспийского моря, обратившихся к нему через послов».
А поскольку античная традиция помещала в этих пределах легов, идентифицируемых как протодагестанцы, становится понятным, что к середине 1в. до Р./Х они уже выступали в качестве субъектов политики, с которыми римский консул считает возможным заключать договоры.
Более определенные сведения относительно государственных образований в регионе Восточного Кавказа относятся к раннему средневековью и принадлежат уже кавказским авторам. Повествуя о Дзиравском сражении 371 года, и Мовсес Хоренаци, и Мовсес Каланкатваци сообщают о принимавших в нем участие леках и их царе «храбром Шаргире», что заставляет вспомнить максиму Гегеля: «Личность государства действительна лишь как лицо, как монарх». Но таких свидетельств явно недостаточно, чтобы говорить о существовании дагестанского государства как целого (т.е. общедагестанского), равно как и выводить его из Кавказской Албании. Ведь спустя столетие после упомянутого события, албанский царь Ваче II, как сообщает армянский автор Егише, будет вынужден заключить военный союз для борьбы с Сасанидами не с одним, а сразу с одиннадцатью царями из «непреступной страны гор».
А этнический албанец Каланкатваци, повествуя о событиях VII в., назовет (дагестанских) горцев дикарями, иначе говоря, варварами, чем проведет четкую грань между ними и собственно албанами.
Дагестанская надэтническая государственность, в общих параметрах соответствующая современной, сложилась к У1в. и, как свидетельствуют арабо-иранские источники, была признана Хосровом 1 Ануширваном в 567г.
Находясь на Восточном Кавказе, он выдал инвеституры местным правителям (маликам), с учетом сложившейся между ними иерархии. Первенствующий среди них стал титуловаться сахиб ас-Сарир, т.е. Владыка Сарира, а в ряде источников падишах, или хакан гор.
Его статус видный отечественный историк А.П.Новосельцев соотносил «с положением Великого князя Киевской Руси, под началом которого были другие князья, или короля в Западной Европе, под началом которого находились герцоги, графы и т.д.».
Очевидно, что, возглавляя раннефеодальную федерацию, Владыка Сарира не обладал всей полнотой самодержавной власти, а был вынужден делить ее с удельными правителями. Одни из них, такие как владетель Кайтага или Табасарана, прямо называются в источниках, и при этом нередко наделяются титулами малик или нахарар.
Другие, подобно владетелю с резиденцией в Тануси, упоминаются лишь косвенно, чтобы отличить от падишаха (царя царей) Сарира, который владел «20 тысячами долин, населенных людьми разного рода» и огромным замком на хунзахском плато. Источники упоминают и иных удельных правителей, владения которых остаются не локализованными.
Сарир – Вершинная страна
Естественно, что в арабо-иранской исторической традиции это государство не могло получить сопряженного с этнонимом названия, и потому вошло в историю под именем Сарир. В его основу было положено иранское слово саер (голова, вершина) и понималось как Вершинная страна, что, по сути, соответствует современному Дагестан, т.е. Горная страна. Это соответствие будет еще очевидней, если принять во внимание территорию, которую оно охватывало. Согласно источникам: «Сарир – это область между Абхазом (Грузия), Кипчаком (Хазария), Ширваном и Дербентом: область большая, очень возделанная, труднодоступная, с большим количеством населения».
Заблуждение, связывающее Сарир лишь с одним дагестанским этносом – аварским, основано не на синхронных свидетельствах, а всего лишь на одной этногеографической ошибке В.В.Бартольда, выдающегося ориенталиста, но не кавказоведа. В статье «Дагестан», написанной для немецкой «Энциклопедии Ислама» (Лейпциг-Лейден,1913г.), он, ссылаясь на Истахри, указал, что граница Сарира проходила всего в 2 фарсахах (12-14 км.) от Семендера, пояснив западноевропейскому читателю, что эта территория «соответствует области, населенной сейчас народностью аварцев». Семендер же, по его мнению, и сегодня не признанному в науке, находился в районе Порт-Петровска, что делает саму ошибку очевидной. Однако, в 1963г. она проникла в отечественную историографию, обретя форму мнения, в результате недобросовестной интерпретации В.М.Бейлиса. В работе «Из истории Дагестана У1-Х1в.в. (Сарир)» он утверждал, что В.В.Бартольд «отождествил население государства Сарир с предками аварской народности». Но источники, к которым апеллировал В.В.Бартольд, неизменно подчеркивают полиэтничность Сарира и принципиально не позволяют отождествить его с каким-либо определенным этносом. Так Ибн-Хаукаль подчеркивает: «Буртас – имя страны, точно также как Русь и Хазар, а имя Сарир — имя царства, но не народа и не людей». Между тем, грузинский летописец Леонти Мровели, несравненно лучше разбирающийся в этногенезе Кавказа, без всяких затруднений называет эту страну именем Лекети (страна леков, т.е. дагестанцев), за которым, по утверждению известного этнолога-кавказоведа А.В.Гадло «скрывалось конкретное наименование Сарир». Именно В.М.Бейлису мы обязаны тем, что общедагестанское государство, неизменно фигурирующее во всех источниках в ряду с Царством Алан, Хазарским каганатом и Киевской Русью, оказалось низведенным до уровня своего же удельного княжества или города. Опираясь на современное ему этнотерриториальное деление Дагестана, В.М.Бейлис, чтобы утвердить Сарир в качестве аварской этнополитической общности, был вынужден вычленить из него владения Табасаран и Кайтаг, города Кумух и Зарикаран (Кубачи), и др., и представить их как суверенные и равностатусные. Между тем, по авторитетному мнению А.П.Новосельцева, «не существует доказательств, что все эти политические объединения можно рассматривать как государства».
Где хранилась казна владыки Сарира
На становление государства Сарир оказала влияние этнически родственная Кавказская Албания, и прежде всего через дагестанские этносы, входившие в ее состав, а затем втянутые в орбиту сарирской государственности. Огромную роль в этом процессе сыграла всесторонняя военно-политическая и экономическая поддержка Сасанидского Ирана, обусловленная экспансией тюркских кочевников с севера. В результате, уже при Хосрове 1 Ануширване были заложены те особые отношения между Сариром и державою Сасанидов, которые только укрепились при его приемниках. Свидетельством этому служат широко распространенные легенды о золотом троне, волшебной чаше и даже казне Сасанидов, переданных на хранение Сарирской династии. Причем, согласно бытующей в Передней Азии традиции, эта династия, как и Сасанидская, происходила от династии Кеянидов, легендарных основателей древнеиранской государственности.
Вместе с тем, источники свидетельствуют и о реальной поддержке сарирской государственности Сасанидами. Прежде всего, она выражалась в укреплении позиций верховного правителя, который управлял страной из своей резиденции в городе Хунзахе. Ему выделялись значительные денежные субсидии, доля в военной добыче, крупные земельные угодья, а по некоторым данным, даже воинские контингенты. Кроме того, ему было подарено «два крепких замка: Алал и Гумик». Местоположение первого из них не локализовано, тогда как второй, вне сомнения, являлся цитаделью города Кумуха. Именно в этом замке, по сведениям синхронных источников, хранилась казна владыки Сарира, и находился его второй трон. Источники позволяют сделать вывод, что Кумух, в целях сокрытия от посторонних глаз первопрестольной столицы — Хунзаха, служил Сариру второй столицей, выполнявшей внешнеполитические функции. Разделение управленческих функций между двумя-тремя городами характерно для политической культуры Сасанидского и даже Ахеменидского Ирана, а потому можно предположить, что Алал являлся военной столицей сарирского государства.
Ко времени крушения державы Сасанидов и появления в регионе Восточного Кавказа арабов, государственность Сарира настолько окрепла, что его взаимоотношения с царством Алан, Хазарией и Страной косогов (адыгских народов) определяли политику всего региона. Завоевание Сарира арабами во главе с выдающимся полководцем Марваном ибн Мухаммадом, наголову разгромившим хазар в 737г., было долгим и трудным, а их власть, краткосрочной и эфемерной. Здесь Марван встретил мощные крепости и упорное сопротивление населения, на преодоление которого пришлось затратить семь лет (738-744г.г.). Об этих событиях повествуют ат-Табари, аль-Асир, а наиболее ярко аль-Куфи. Возникшее вскоре движение Аббасидов привело к смене династии в Халифате, и как следствие, к полной независимости Сарира от арабов. Их попытка вернуться при халифе Харуне ар-Рашиде (786-809г.г.) встретила решительный отпор, а войска были обращены в бегство. Естественно, при таких обстоятельствах вопрос о принятии Ислама, вопреки бытующему мнению, даже не ставился. В последующие два с половиной века могущество Сарира продолжало расти, а территория расширяться в южном направлении за счет Аррана. Напротив, Хазария все больше слабела и с началом Х в. практически утратила самостоятельное политическое влияние на Восточном Кавказе. В этом была заслуга и Сарирской династии, относительно чего у аль-Масуди сказано: «Царь Сарира усердно и с успехом воюет с хазарами и одерживает победы над ними, потому что они на равнине, а он в горах».
Гази-Кумух — «борющийся за веру».
Но, когда в конце Х1 – начале Х11в. в Сарир стали проникать из Ширвана и Дербента группы газиев (борцов за веру), распространявших Ислам среди языческого населения, положение правящей династии пошатнулось. Дело в том, что сахиб ас-Сарир и его ближайшее окружение, по сведениям аль-Масуди и Ибн-Русте, исповедовали Христианство. В то же время они не имели возможностей для его распространения, поскольку были отрезаны от христианских центров грегорианского толка, к которому принадлежали. Но, как и следовало ожидать от приверженцев монотеистической религии, они упорствовали в сохранении своей веры и по мере того, как их подданные обращались в Ислам, оказывались во все большей изоляции. Этим воспользовались принявшие Ислам и укрепившиеся во второй столице страны — Кумухе некоторые представители сарирской династии. Об этом свидетельствует утвердившийся за ними титул шамхал, возводимый исследователями к словосочетанию шах баал, где первое слово, является одним из известных титулов царей Сарира, а второе, в переводе с иранского, означает «древо, куст». Таким образом, под этим новым титулом мы обнаруживаем лицо, принадлежащее к шахскому древу правителей Сарира, которому суждено было стать основателем новой династии Шамхалов, а правильнее Шамхалидов. Известная генеалогическая легенда об их курайшитском происхождении, не принимаемая за пределами Дагестана как исторически достоверная, возникнет уже позднее и сыграет огромную роль в укреплении правящей династии. В результате, при смене религии и частично правящей элиты, прежняя дагестанская государственность с политическим центром в Хунзахе трансформировалась в государство с новой целеполагающей идеей — распространение Ислама в регионе Большого Кавказа.
Политическим центром этого государства стал Кумух, получивший новое название — Гази-Кумух, т.е. «борющийся за веру Кумух». При этом новая дагестанская государственность не претерпела серьезных изменений, сохранив сформировавшуюся в сарирские времена потестарную культуру и внутреннее федеративное устройство. Неслучайно, местные и иностранные источники зачастую будут наделять шамхала титулом падишах, а само государство, чьим сюзереном он являлся, характеризовать как «изначальное дагестанское падишахство». Это общедагестанское государство вошло в историю под названием Шамхальство или Дагестан, причем два этих имени, понимались как синонимы практически всеми авторами синхронных источников. Так было и когда Шамхальство со столицей в Гази-Кумухе доминировало на всем Кавказе, и тогда, когда шамхалиды, с целью сохранения этого положения в условиях изменившейся внешнеполитической обстановки, перенесли к концу ХУ1в. столицу в город Тарки, сохранив за Гази-Кумухом статус первопрестольной столицы.
Административная воля Барятинского или Сталина?
Доказывать в историософском ключе, что Шамхальство на протяжении целого ряда столетий являлось именно общедагестанским государством, все равно, что ломиться в открытую дверь. Но в своей докторской диссертации я был вынужден сделать это потому, что дагестанские ученые никак не могут поделить его между двумя столицами: Гази-Кумухом и Тарками, за которыми скрываются два этноса: лакцы и кумыки. При этом из Шамхальства ими выпихиваются и все остальные дагестанские этносы, которые таким образом, вместе с теми же лакцами и кумыками, превращаются в конгломерат народов, собранных воедино административной волей Барятинского или Сталина.
Очевидно, что в современных условиях такой взгляд на нашу государственность провоцирует различные притязания к Дагестану извне и подталкивает сепаратистские устремления изнутри. Пора, наконец, понять, что «политика должна быть не более, и не менее, как прикладной историей». Тем же, кто в своей научной деятельности игнорирует эту аксиому В.О.Ключевского, руководствуясь исключительно принципом «истина дороже», следует напомнить, что реальность исторического общедагестанского государства – Шамхальства отражена буквально во всех известных источниках: дагестанских, кавказских, монгольских, иранских, турецких, русских и западноевропейских. А тем, кто привык сверять свое мнение с мнением, исходящим из Москвы, указать, что видный московский кавказовед Е.Н.Кушева еще в 1963г. пришла к выводу о едином общедагестанском государстве, названном ею в монографии «Народы Северного Кавказа и их связи с Россией» Дагестанским Шамхальством.
В начале ХУ11в. это государство вступило в период дезинтеграции, растянувшийся на двести лет. Этому имелись причины, прежде всего внешнеполитического характера, повлекшие за собой и внутриполитические противоречия. В итоге, к началу Х1Хв. в Дагестане насчитывалось 14 суверенных государственных образований, десять из которых сохранили, в той или иной форме, монархическое правление, а четыре утвердились в качестве республик. К монархиям следует отнести: Уцмийство кайтагское; Нуцальство хунзахское (аварское); Султанство Элисуйское (цахурское); Майсумство табасаранское; Владение кадия табасаранского; Владения Эндиреевское, Аксаевское и Костековское, составлявшие феодальную конфедерацию потомков шамхалида Султан-Махмуда; Владение тарковское, сохранившее за собой название Шамхальство, благодаря правящей династии, являвшейся прямой ветвью дагестанских шамхалов; Ханство Гази-Кумухское, с правящей династией, принадлежащей к боковой ветви дагестанских шамхалов; Ханство Мехтулинское; и, наконец, Ханство Дербентское, которое отпрыск владетельного дома уцмиев — Фаталихан, вслед за Кубинским ханством, сделал независимым и вернул в лоно дагестанской этнополитической общности. А к республикам, причем федеративным по своей внутренней структуре, можно отнести: Ахтынскую республику, Рутульскую республику, Андалалскую республику и самую крупную в их ряду — республику Акуша-Дарго.
Идея дагестанского единства
Особо следует отметить, что все эти четырнадцать дагестанских государств были полиэтничными, включая в себя два и более дагестанских этноса. Но это был не единственный фактор, определявший то, что эти государства, даже став суверенными, не стали взаимно чуждыми. Как и прежде, их объединяла единая потестарная культура и правовая система, на что в конце Х1Хв. обратил внимание выдающийся русский юрист и социолог М.М.Ковалевский. Единению служила и норма, согласно которой, все дагестанские владетели должны были заключать браки исключительно в своем кругу, чтобы их отпрыски имели законное право наследовать престол. И, естественно, дагестанское единство покоилось на прочных основах мусульманской религии суннитского толка. Между ее традиционными центрами никогда не прерывалась связь, и в них обучались многочисленные муталимы, вне зависимости от их этнической принадлежности. Но что еще крайне важно подчеркнуть, в Дагестане никогда не умирала сама идея Шамхальства, как единого для всех дагестанских этносов и при этом не унитарного государства. Ее понимали и разделяли не только представители Тарковской ветви династии Шамхалидов, но и все мыслящие дагестанцы, от первого имама Гази-Мухаммада и до председателя Совнаркома Джалалутдина Коркмасова.
Эта идея была настолько широко известна, что сама Екатерина Великая попыталась воплотить ее в жизнь, создав на Восточном Кавказе федеративное государственное образование, поставленное, по ее же словам, «лишь в некоторый род зависимости от престола нашего». Этот замысел, в начале царствования, пытался реализовать ее старший внук Александр 1. А Николай 1, не желавший признать за Мехти-шамхалом Тарковским права на управление всем Дагестаном, все же пожаловал его сыну — Абумуслим-шамхалу (единственному из дагестанских владетелей) титул князя Российской империи, с правом передачи по прямой линии и праву первородства.
И наконец, идея общедагестанского государства, разумеется, в профанированном виде, нашла отражение в Дагестанской области, учрежденной в 1860г. Кавказским наместником А.И.Барятинским. После крушения Российской империи в 1917г. новым дагестанским руководителям оставалось только наполнить ее новым содержанием, что и было сделано при создании Дагестанской АССР, а ее естественным правопреемником стала Республика Дагестан.
В современном мире не так много стран, чья государственность имеет полуторатысячелетнюю историю, и наша республика, несомненно, принадлежит к их числу. Но уникальность ситуации состоит в том, что история Дагестанского государства в том виде, каком она представлена в историографии, простирается в прошлое всего лишь на 90 лет. А дальше она теряется в хаосе разрозненных, нередко противоречивых фактов и суждений, дробится на отдельные части и периоды и в большей степени служит описанию внешних влияний на Дагестан, нежели раскрытию внутреннего смысла его исторического процесса. Но ответственность за это, по большому счету, лежит не на исторической науке, а на дагестанском обществе, не сумевшем выработать соответствующего социального заказа.
Объединивший в свое время Германию канцлер Бисмарк, с присущей ему политической мудростью, утверждал, что «Германию объединил школьный учитель, обучивший детей языку Шиллера и Гете». Естественно, в условиях Дагестана апеллировать к языку невозможно, да и не нужно, поскольку многоязычие — это наше еще не оцененное достояние, никогда в прошлом не препятствовавшее нашему единству. Ведь его главной опорой всегда являлась общая культура, возникшая на базе этногенетического родства дагестанских народов и сформировавшаяся в лоне исторического Дагестанского государства. И сегодня необходимо самым решительным образом возродить историческую память о нем, если мы действительно хотим сохранить Дагестан.
Источник: www.respublic.net
Новости по теме